Волосы у нее были зачесаны наверх и ниспадали на лоб в виде очаровательных колечек. Прическу венчала атласная тока, сколотая булавками из черного жемчуга.

Индианка мягко ступала по паркетному полу ножками, обутыми в черные башмачки с такими же жемчужными пряжками. Она зябко куталась в узкую индийскую шаль.

– Яков Андреевич, мне страшно, – прошептала Мира побелевшими губами.

– Мира, я же уже говорил тебе, что бояться нечего, – ответил я, как можно увереннее.

– Мне надо вам кое-что рассказать, – с сомнением произнесла моя индианка.

– Что именно? – сердце мое забилось в предчувствии какого-либо важного для дела открытия.

– Насчет жемчужины, – ответила девушка, – и наших обычаев!

– Очень интересно! – признался я.

– Этот камень стал талисманом, – промолвила индианка, указав на пряжку своего башмака. – Считается, что жемчужина, рожденная из слез индуистского бога Луны, способна исполнять человеческие желания, – сказала она.

– А какое это имеет отношение к нашему делу? – не понял я.

Мира не обратила внимания на мой вопрос и загадочно продолжила: «Рожденная из ветра, воздуха, молнии и света, да защитит нас от страха раковина, рожденная золотом, – жемчужина! Это драгоценный камень, продлевающий жизнь!»

Я смутно начал понимать, что индианка цитирует «Веды».

– И все-таки, к чему это? – перебил я ее.

– К тому, – отвечала Мира, – что в Индии жемчужину вешают на шею молодому брахману, чтобы он избежал трех несчастий: страха, гнева богов и демонов! И для того, чтобы смог прожить долгую жизнь, – добавила она загадочно. – Возможно, – предположила Мира, – жертвоприношение было нужно для посвящения…

– Сомневаюсь, – ответил я. – Эта версия не понравилась мне с самого начала, и даже твои слова не убедили меня!

– Я и сама не уверена, – ответила моя индианка, заглядевшись в окно. Снег, по-прежнему, ее завораживал. Она до сих пор не знала даже, с чем можно было его сравнить. – Но мне кажется, – добавила Мира, – что я обязана была вас предупредить!

– Ты поступила правильно, – ответил я.

– Я раскладывала астрологические таблицы, – сказала Мира.

– Положение светил мне не нравится, – продолжала она.

– О чем ты? – встревожился я. Мне было известно из опыта, что Мирины предсказания имели обыкновение сбываться!

– Я вижу смерть, – мрачно пророчествовала индианка. – Насильственную смерть, – уточнила она.

– Ты имеешь в виду новое убийство? – осведомился я.

– Да, – кивнула Мира, и я увидел, как жемчужная булавка переливается перламутром у нее в волосах на черной бархатной токе.

Мне сделалось жутко и я вспомнил древний масонский гимн, чтобы немножечко подбодрить себя: «Братья, гоните мрачность и страх, Света ищите в ваших сердцах!»

Однако я не почувствовал прилива мужества. Но, тем не менее, у меня не оставалось иного выхода, как продолжить свое расследование, и я отправился к индийским брахманам.

В их комнате я застал Лаврентия Филипповича Медведева, который в сотый по счету раз допрашивал несчастных индусов и в третий раз обыскивал их на предмет пропавшей жемчужины.

– Лаврентий Филиппович, – обратился я к нему, – не соблаговолите ли вы оставить нас наедине с иностранцами?

– А вам не страшно, Яков Андреевич? – усмехнулся Медведев.

Его наглость постепенно начинала выводить меня из себя, словно он и забыл совсем, к какой могущественной организации я принадлежу.

– Не страшно, – ответил я сдержанно.

– Как знаете, – пожал плечами Лаврентий Филиппович и вышел из комнаты, убранство которой удивило меня своей простотой.

На деревянном комоде я увидел знакомую мне статуэтку Шивы, такая же – принадлежала Мире и стояла в нашей гостиной с Санкт-Петербурге.

– Мы никого не убивали, – заявил Агастья и уселся прямо на паркетном полу.

– Но вы ведь приносите жертвы Индре? – осведомился я.

– Да, – ответил Мадхава. – И не только Индре, но и другим богам! – добавил он. – Но это совершенно безобидные ритуалы… – брахман прижал руки к груди.

– Не могли бы вы рассказать об этом подробнее, – попросил я брахмана. Эта история все более и более меня занимала, но от этого не переставала казаться опасной.

– Пожалуйста, – с легкостью согласился он. Мадхава был так измучен перепалкой с квартальным, что готов был на все, что угодно, лишь бы тот оставил его в покое. Похоже, что во мне брахман видел ту самую последнюю спасительную соломинку, за которую хватается утопающий. – Ритуал жертвоприношения заключается в том, что жрецами разжигается божественный огонь, – начал он, – затем приносится в жертву грихта, очищенное масло, – продолжил Мадхава. – Потом хотар и брахман обмениваются загадками и приносят в жертву богу сок сомы.

– Что это за сок? – поинтересовался я, Мира, как ни странно, о нем мне никогда не рассказывала.

– Священный ритуальный напиток для богов, – вмешался в разговор брахмачарин Агастья. – В первую очередь для Индры, – добавил он.

– Потом, – заключил Агастья, – распевают саманы.

– Саманы?

– Да, – улыбнулся брахман, – священные гимны.

– Ну-ну, – проговорил я задумчиво.

– А где вы познакомились с князем? – осведомился я.

– В Петербурге, – пожал плечами брахман. – В салоне Божены Зизевской, – уточнил он.

– Кого-кого? – изумился я.

Божена Феликсовна Зизевская была моей любимой кузиной, прозванной в столичном свете Цирцеей за ум и несравненную красоту. Она жила в аристократическом Адмиралтейском петербургском районе, держала модный салон, где все разговоры сводились преимущественно к политике, и кружила головы своим многочисленным поклонникам. Поговаривали даже о ее тайном романе с императором Александром I, во что я правда не особенно верил. Однако знал, что Его Императорское Величество к Божене благоволит, вопреки неудовольствию своей фаворитки Нарышкиной.

Родилась Божена в Варшаве, потом ее родители переехали в Россию, где скончалась ее мать, моя тетушка по отцовской линии, Софья Романовна Кольцова, а отец, Феликс Зизевский, как человек военный, уехал воевать куда-то в Иран и погиб в районе Дербентского ханства.

– Мир тесен, – заметил я.

– Согласен, – не стал возражать Мадхава. – Господина Гродецкого я тоже в этом салоне встречал, – добавил он.

– Правда? – заинтересовался я. Мне было известно из опыта, что случайности в этом мире происходят исключительно редко и не стоит им особенно доверять.

– Конечно правда, – заверил меня брахман. – По-моему господин Станислав и наш покойный князь были завсегдатаями этого салона.

Я подумал о том, что мне, к сожалению, князя Николая Николаевича у Божены встречать не приходилось. Я очень сожалел, что не имею возможности переговорить обо всем этом со своей двоюродной сестрой, которая и понятия не имела о том, в каком я здесь оказался положении. Божена Феликсовна мне бы обязательно помогла, она наверняка знала массу всяких подробностей и, скорее всего, наметанным глазом подметила бы особенные детали. Но приходилось в данном случае полагаться лишь на слова плененных Лаврентием Филипповичем брахманов.

– Яков Андреевич, – обратился ко мне Агастья, – вы похлопочете за нас перед этим ужасным Медведевым? – взмолился он.

– Обязательно, – пообещал я индусам. – Только не такой уж он и ужасный!

В ответ в мою сторону посмотрели две пары недоверчивых глаз.

Выходя от брахманов, я снова столкнулся в коридоре с Лаврентием Филипповичем Медведевым, который подслушивал под дверью наш разговор.

– Ну что, Яков Андреевич, удовлетворены? – усмехнулся он.

– По-вашему, эти басурманы не замешаны в преступлении?

– По-моему – не замешаны, – продолжал я стоять на своем.

– Ну-ну, – похлопал квартальный надзиратель меня по плечу. – Время-то нас рассудит, – добавил он.

– Только не могли бы вы, Лаврентий Филиппович, хотя бы на некоторое время, оставить этих несчастных в покое? – нахмурился я.

– Только из уважения к вам, – нехотя согласился Медведев.